Nouvelle Vague
Ничего не предвещало беды, и простой сельский парень побрел в поисках сомнительных удовольствий в соседнее село, где был клуб, магазин и женское население старше 13, но младше 60 лет. Возле одного из домов он увидел женщину с красновато-рыжими волосами в свободном темном плаще в пол. Когда она прошла под фонарем, стало видно ее лицо – на вид ей не меньше 60 лет, по щекам текут слезы, странная прическа, полностью скрывающая уши, но ужасно растрепанная, и глаза выглядят пустыми, почти стеклянными, таких глаз даже у наркоманов или алкоголиков со стажем не бывает. Они поравнялись на уровне окон дома, где жил Петрович.
Женщина, язык не поворачивался назвать ее старой, потому что ее походке могли позавидовать даже 20-летние, она будто бы не касалась земли, посмотрела на него и безумно засмеялась, вперемежку с плачем.
- Витька, а ведь правду же говорят! Правду! Хороший мужик… - Она снова рассмеялась. Еще громче. Еще безумнее. Витьку пробрало. Ему вдруг стало дико холодно, ни теплый военный бушлат, ни четверть самогона, ни предвкушение девок, скачущих на шею пограничнику в отпуске, его больше не грели.
- Что, Витька, забыл про яблоки?! Забыл… Мудак ты, Витька!
Его пробрало еще больше.
Откуда она знает про яблоки? Этой истории уже лет пять, не меньше.
Женщина разрыдалась. Схватила его за рукав.
Чувство холода.
Ледяные иглы проходят от руки по венам к сердцу и расплываются по всему телу, пронзая и замораживая.
Бледная кожа женщины почти засветилась. От нее шел холод.
И не было никакого запаха.
В глазах появился хрустальный блеск.
Она отпустила его и, не успокаиваясь, пошла дальше. Оцепеневший Витька стоял и смотрел, как она уходит и растворяется в воздухе. После двух десятков шагов она повернулась и растворилась совсем.
Витька упал.
Очнулся он уже утром в доме своего друга, который протягивал ему стакан самогона.
- На, братишка, похмелись!
Витька подхватился с кровати и вырубил своего дружка методичным ударом в ухо.
- Пошел в жопу! Я теперь даже и капли в рот не возьму!
Ведь все странные события легче всего списать на алкоголь. Он просто не мог поверить, что видел это на самом деле.
Или не видел…
Звонок телефона.
Наглый, настойчивый, пронзительный, мерзкий.
«В прочем, я мало чего потерял. – Сказал про себя парень, отрываясь от подушки. – Сон все равно был какой-то стрёмный…»
Женя старался быть максимально интеллигентным, поэтому удержался от соблазна почесать свою филейную долю. Лишь сжато потянулся и накинул халат.
- Алло… - Сказал он без энтузиазма в трубку.
«…какой мудак еще не умер?»
- Сынок, дедушка умер… - Раздался отстраненный и уставший голос матери.
«Срань господня! Больше так в жизни не скажу!»
- …сегодня ночью…
«…и даже так не подумаю!»
Старик преставился.
Как Евгению Андреевичу не хотелось, но придется ехать в глухомань.
Возможно, даже ночевать там.
А жалко… Все-таки, хороший был дед! Странный, но хороший…
А бабку он не любил. Зачем вообще было брать эту цыганку в дом? Бабушка умерла, да. Самому доживать не круто.
Но не ее!
«Не удивлюсь, если она его отравила…
…хотя… Он болел, а она действительно ухаживала! Я слишком предвзятый!
Плохо быть таким!»
Нажал кнопку на клавиатуре.
Из динамиков закричал Александр Каште.
«Satanas!...
Wir sind die…
Satanas! Amen!»
Большая часть текста оставалась непонятной. В этом и был шарм Samsas Traum.
И Mondsucht!
И Die verbannten Kinder Evas…
Endraum… Elend… Untoten…
И еще двух десятков тегов в плейлисте. Да, Женя не понимал немецкий. Но выбор рандома сначала не показался ему символичным. Теперь есть отмазка от универа на пару дней. Как раз, четверг и пятница. Хорошо бы вернуться в субботу. Чайник на плите. Что же, мать его, такое? Почему какое-то странное предчувствие? Наверное, просто шок. Так много за последнее время свалилось: мать нашла вещества, девушка ушла к иранцу, потерял любимую сережку, какой-то козёл отрезал интернет. И в довершение имеем…
«Надо пойти покурить…»
Чайник закипел и издал пронзительный свист. Яичница аппетитно шипела в небольшой сковородке. Женя налил стакан сока и заварил чай. Усевшись за стол, он задумался, что же сделают его родители с наследством. Дом, земля. Много земли. У черта на рогах! Никаких пьянок с друзьями там не выйдет. Да и Вероника Георгиевна, тьфу!, баба Вера, вряд ли оценит… Ладно, разберутся сами!
Спустя некоторое время приехал папа и забрал его.
«Хорошо ли жить в среднем достатке? Лучше, чем ездить на автобусе!»
Пейзаж за окнами серого семейного автомобиля поражал своим унынием, но внутри было тепло, и скорость приятно чувствовалась на свежем гладком асфальте. Машина въехала на лесной участок трассы. Ноябрь брал свое: черные деревья были практически без листьев. Небо стало пасмурным и тяжелым.
«Отличная декорация для фильма ужасов!»
Впереди ехал грузовик, возможности для маневра не было – пришлось смотреть в сторону, чтоб дурацкая композиция рекламного характера не раздражала. Деревья. Черные стволы на рыжем фоне. Проскакивают. Сложно выделить одно. Они похожи на ребра. Жуть какая!
Небо все тяжелее…
Будто капли свинца, упавшие в ведро с водой, облака.
Они движутся. Сливаются в огромные черные тучи на фоне серого неба. Они так низко. Кажется, что еще чуть-чуть и тот памятник на холме зацепит поднятой рукой тучу. Безликие грузовики куда-то спешат. Женя всматривается в указатели. Белгород, Чугуев. Киев, Полтава. Военное кладбище. Отель. Дергачи, Александровка.
Дергачи, Александровка… Нужный поворот.
Дачи богачей. Даниловка. Огромный гипермаркет на въезде в благополучные, уютные и вылизанные Дергачи. На краю свалки.
Поле. Тут должен был быть аэропорт. И…
…мертвые пустые поля. Как легкие. Пронизанные асфальтовыми или грунтовыми полосками-венами и лесопосадками-артериями.
Машин меньше. А небо тяжелее и тяжелее… Ниже. Темнее. Холоднее.
Страшнее.
Женя ловит себя на мысли, что ему действительно жутко. Плевать! Это всего лишь типичная погода для поздней осени. Ничего опасного не может быть в свинцовом ноябрьском небе. Дождь до него не достанет. Он не намокнет. Не простудится в холодном ливне. Не заболеет воспалением легких. Не умрет. Он не умрет. Он не умрет! Не умрет!
Умрет?! Он умрет? А вот хрен! Евгений Андреевич будет жить всегда назло всяким жлобам!
Еще один взгляд в небо через дымчатую тонировку бокового стекла. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - гудело в голове. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - протрещали вороны, испуганные шустриком-Ситроеном. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - шумел прикуриватель с подзарядкой телефона.
«Умрет! Умрет, умрет, умрет!»
Женя закутался в пальто и натянул шарф на подбородок. Ему не холодно. Он в той ситуации, когда зажимают глаза и натягивают одеяло на голову. Но одеяла нет! Пальто, даже с шарфом, никогда не дадут того чувства защиты от вампиров, оборотней, бешенного Куджо, Буки, призрака отца Гамлета, инфляции и прочих ужасов внешнего мира.
«Умрет! Умрет, умрет, умрет!»
Это было где-то внутри. Тик-так… тик-так! Тик-так!
Ум-рет! Ум-рет…
«Это полный…»
Женя все свалил на синдром отмены. Уже две недели он строго соблюдает трезвый образ жизни. Никаких таблеток! Никакой травы… травы… шмали… драпа… деда…
Никакого деда… нет деда…
«Это все отмена! Да, я отвык трезво видеть жизнь! Ну и черт с ним, что мне сейчас жутко. Подумаешь…» - думал Женя. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - слышал Женя.
«Это же шизофрения! ME GUSTO!»
Лицо искривилось в сочетании улыбки и попыток изобразить лицо с картинок.
Женя задремал.
Это был скорее даже не сон, а нечто среднее между неглубоким бэд трипом и паническим бездействием. В его сознании эти два состояния сплетались. Взаимопроникали. Его воображение рисовало ужасные картины. Фантасмагоричные. И ужасные. Ужасно фантасмагоричные. Фантасмагорично ужасные.
Машина остановилась.
- Пацан, вставай! Сейчас надо бы венки погрузить…
Голос отца отрезвил Женю. Он встал и начал забрасывать в багажник однообразные венки с надписями шаблона «дорогому … от …» В какой-то момент он осмотрелся. Сельская ритуалка: грязный двор, ржавый автобус, сарай какой-то, хата, выкрашенная в дурацкий цвет, - это офис. Вокруг слоняются двое или трое мужиков бомжеватого вида – то ли носят дрова, то ли просто убивают время. Псина на короткой цепочке аж надрывается. Все это необычно живо, странно, но и слишком буднично. Абсолютно не подходит к жуткому серому небу.
До дома доехали спокойно.
Внутри пахло тяжестью.
Баба Вера во дворе разделывала гуся. Куры дрались с котами за миску крови.
«Твою ж мать! Сколько вокруг смерти!»
Дед в гробу выглядел жалко. Восковая кожа. Запавшие щеки.
Женя поспешил скрыться в другую часть дома. Тут было свежее. И светлее. И маленький пушистый котенок. С ним Женя играл почти да самой ночи.
После скудного ужина на скорую руку пришли старухи.
Они то плакали, то перешептывались.
- Мам, мы едем?
- Останешься! Думаю, твоя помощь пригодится…
Этими словами мать повергла его в глубокий ужас.
Машина уехала. Женя остался.
Он пошел сделать себе чай и застыл.
- Витька Погранец Старуху, говорит, видел!
- Какую?
- Рыжую. Ту, что плачет!
Женя прислушался к разговору двух бабок. Рыжая старуха, которая плачет. Женя вспомнил старую книжку про всякую нечисть. Детская книжка-страшилка, полная страшных рисунков и пересказов баек про привидений, чертей, стригоев и прочих упырей.
Банши.
…в Ирландии, мать твою!
Хотя, а рассказ о старухе-плакальщице с рыжими волосами из той самой книги? Курская область не далеко. Даже совсем рядом.
Слишком уж рядом.
- Говорит, рыдала и смеялась. И холодом от нее веет.
- Давно ее не было!
- И еще бы сто раз по столько не появлялась бы! Не к добру это! Тогда она мор привела на семью Бондаренков – пока все не вымерли, по селу бродила.
- А им так и не явилась ни разу!
Женя сглотнул. Меньше всего ему хотелось, чтоб это повторилось
Повторилось с его участием!
Историю про семью Бондаренко он слышал. Но объяснял ее вполне обыденно – алкоголь. Но больше всего ему хотелось испытать этот ужас – встретить Старуху. Он готов обосраться от страха. Потерять сознание. Пусть у него появится седина.
НО ОН БУДЕТ ЖИТЬ!
- Не переживай! Он старый был…
Голос за спиной дрожал, но был довольно дружелюбным. Витька Погранец. Тот самый.
- …и хороший! Никому ничего плохого не делал… И в Старуху не верь! Это сука эта трухлявая сэм на мухоморах настаивает!
Витька рассказал, что Олег Петрович долго болел, что, впрочем, и так Женя знал, и не удивительно, что он все-таки преставился.
Витька попрощался и ушел.
Женя долго не мог заснуть. Ему мерещились какие-то свечения в другом конце села.
«Да, этот домина на отшибе, хоть и не замок Дракулы, но тоже располагает!»
До него доносились голоса старух.
Женя еле заснул. Странный сон.
Утром, точнее уже на похоронах, Женя узнал, что Витька вчера повесился.
День прошел в стандартной суете. Ничего необычного не случилось. Соседка все время вела себя мало адекватно, суетилась и делала выговоры по поводу подготовки. А еще на всех дула. Мать то плакала, то оживленно беседовала со стариками по поводу политики. Женя наблюдал за котами и старался вникнуть в традиции.
Дед в гробу изменялся с каждой минутой: кожа становилась все более желтой, появились пятна и отросла щетина. Приехал старый грузовичок – УАЗ, вроде. Старый ковер простелили в кузове и вынесли гроб.
В уголках глаз покойника выступили красные капельки. Казалось, он плачет вместе с пришедшими.
Четверо местных алкоголиков в грязных бушлатах взвалили гроб на плечи и поставили на коврик в кузове. Соседка продолжала на всех дуть. Люди стали полукругом в натянутом молчании. Кто-то читал молитву. Кто-то всхлипывал. Соседка дула. Коты уселись на заборе и не отводили глаза от гроба.
Машина поехала.
Люди двинулись за ним.
Из выхлопной трубы вылетали синие облака, пахло соляркой и разложением.
Все шли очень медленно и спокойно.
Под холодным свинцовым небом.
Кладбище по всем канонам жанра «хоррор» расположилось на холме за селом среди жутковатых осыпавшихся деревьев. Горка глинистой почвы и двухметровая яма были под старым дубом, рядом с могилой жены.
Гроб поставили рядом. Принялись развязывать веревки, которые странная соседка пыталась все время умыкнуть.
Изо рта мертвеца потекла красная струйка.
Попрощались. Забили. Опустили. Засыпали.
Отправились домой поминать в гробовой тишине.
Под зловещим свинцовым небом.
Поминки проходили как обычно. Ничего интересного даже для этнографа не случилось. Казалось, пора собираться и уходить.
Пришел участковый.
- Витька повесился ночью!
Женю передёрнуло. Он был последним, кто видел его живым?
- Смерть наступила около 22.00…
Женя обомлел.
«КАК??? Я же примерно в это время говорил с ним! Быть такого не может!»
Женщина, язык не поворачивался назвать ее старой, потому что ее походке могли позавидовать даже 20-летние, она будто бы не касалась земли, посмотрела на него и безумно засмеялась, вперемежку с плачем.
- Витька, а ведь правду же говорят! Правду! Хороший мужик… - Она снова рассмеялась. Еще громче. Еще безумнее. Витьку пробрало. Ему вдруг стало дико холодно, ни теплый военный бушлат, ни четверть самогона, ни предвкушение девок, скачущих на шею пограничнику в отпуске, его больше не грели.
- Что, Витька, забыл про яблоки?! Забыл… Мудак ты, Витька!
Его пробрало еще больше.
Откуда она знает про яблоки? Этой истории уже лет пять, не меньше.
Женщина разрыдалась. Схватила его за рукав.
Чувство холода.
Ледяные иглы проходят от руки по венам к сердцу и расплываются по всему телу, пронзая и замораживая.
Бледная кожа женщины почти засветилась. От нее шел холод.
И не было никакого запаха.
В глазах появился хрустальный блеск.
Она отпустила его и, не успокаиваясь, пошла дальше. Оцепеневший Витька стоял и смотрел, как она уходит и растворяется в воздухе. После двух десятков шагов она повернулась и растворилась совсем.
Витька упал.
Очнулся он уже утром в доме своего друга, который протягивал ему стакан самогона.
- На, братишка, похмелись!
Витька подхватился с кровати и вырубил своего дружка методичным ударом в ухо.
- Пошел в жопу! Я теперь даже и капли в рот не возьму!
Ведь все странные события легче всего списать на алкоголь. Он просто не мог поверить, что видел это на самом деле.
Или не видел…
Звонок телефона.
Наглый, настойчивый, пронзительный, мерзкий.
«В прочем, я мало чего потерял. – Сказал про себя парень, отрываясь от подушки. – Сон все равно был какой-то стрёмный…»
Женя старался быть максимально интеллигентным, поэтому удержался от соблазна почесать свою филейную долю. Лишь сжато потянулся и накинул халат.
- Алло… - Сказал он без энтузиазма в трубку.
«…какой мудак еще не умер?»
- Сынок, дедушка умер… - Раздался отстраненный и уставший голос матери.
«Срань господня! Больше так в жизни не скажу!»
- …сегодня ночью…
«…и даже так не подумаю!»
Старик преставился.
Как Евгению Андреевичу не хотелось, но придется ехать в глухомань.
Возможно, даже ночевать там.
А жалко… Все-таки, хороший был дед! Странный, но хороший…
А бабку он не любил. Зачем вообще было брать эту цыганку в дом? Бабушка умерла, да. Самому доживать не круто.
Но не ее!
«Не удивлюсь, если она его отравила…
…хотя… Он болел, а она действительно ухаживала! Я слишком предвзятый!
Плохо быть таким!»
Нажал кнопку на клавиатуре.
Из динамиков закричал Александр Каште.
«Satanas!...
Wir sind die…
Satanas! Amen!»
Большая часть текста оставалась непонятной. В этом и был шарм Samsas Traum.
И Mondsucht!
И Die verbannten Kinder Evas…
Endraum… Elend… Untoten…
И еще двух десятков тегов в плейлисте. Да, Женя не понимал немецкий. Но выбор рандома сначала не показался ему символичным. Теперь есть отмазка от универа на пару дней. Как раз, четверг и пятница. Хорошо бы вернуться в субботу. Чайник на плите. Что же, мать его, такое? Почему какое-то странное предчувствие? Наверное, просто шок. Так много за последнее время свалилось: мать нашла вещества, девушка ушла к иранцу, потерял любимую сережку, какой-то козёл отрезал интернет. И в довершение имеем…
«Надо пойти покурить…»
Чайник закипел и издал пронзительный свист. Яичница аппетитно шипела в небольшой сковородке. Женя налил стакан сока и заварил чай. Усевшись за стол, он задумался, что же сделают его родители с наследством. Дом, земля. Много земли. У черта на рогах! Никаких пьянок с друзьями там не выйдет. Да и Вероника Георгиевна, тьфу!, баба Вера, вряд ли оценит… Ладно, разберутся сами!
Спустя некоторое время приехал папа и забрал его.
«Хорошо ли жить в среднем достатке? Лучше, чем ездить на автобусе!»
Пейзаж за окнами серого семейного автомобиля поражал своим унынием, но внутри было тепло, и скорость приятно чувствовалась на свежем гладком асфальте. Машина въехала на лесной участок трассы. Ноябрь брал свое: черные деревья были практически без листьев. Небо стало пасмурным и тяжелым.
«Отличная декорация для фильма ужасов!»
Впереди ехал грузовик, возможности для маневра не было – пришлось смотреть в сторону, чтоб дурацкая композиция рекламного характера не раздражала. Деревья. Черные стволы на рыжем фоне. Проскакивают. Сложно выделить одно. Они похожи на ребра. Жуть какая!
Небо все тяжелее…
Будто капли свинца, упавшие в ведро с водой, облака.
Они движутся. Сливаются в огромные черные тучи на фоне серого неба. Они так низко. Кажется, что еще чуть-чуть и тот памятник на холме зацепит поднятой рукой тучу. Безликие грузовики куда-то спешат. Женя всматривается в указатели. Белгород, Чугуев. Киев, Полтава. Военное кладбище. Отель. Дергачи, Александровка.
Дергачи, Александровка… Нужный поворот.
Дачи богачей. Даниловка. Огромный гипермаркет на въезде в благополучные, уютные и вылизанные Дергачи. На краю свалки.
Поле. Тут должен был быть аэропорт. И…
…мертвые пустые поля. Как легкие. Пронизанные асфальтовыми или грунтовыми полосками-венами и лесопосадками-артериями.
Машин меньше. А небо тяжелее и тяжелее… Ниже. Темнее. Холоднее.
Страшнее.
Женя ловит себя на мысли, что ему действительно жутко. Плевать! Это всего лишь типичная погода для поздней осени. Ничего опасного не может быть в свинцовом ноябрьском небе. Дождь до него не достанет. Он не намокнет. Не простудится в холодном ливне. Не заболеет воспалением легких. Не умрет. Он не умрет. Он не умрет! Не умрет!
Умрет?! Он умрет? А вот хрен! Евгений Андреевич будет жить всегда назло всяким жлобам!
Еще один взгляд в небо через дымчатую тонировку бокового стекла. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - гудело в голове. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - протрещали вороны, испуганные шустриком-Ситроеном. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - шумел прикуриватель с подзарядкой телефона.
«Умрет! Умрет, умрет, умрет!»
Женя закутался в пальто и натянул шарф на подбородок. Ему не холодно. Он в той ситуации, когда зажимают глаза и натягивают одеяло на голову. Но одеяла нет! Пальто, даже с шарфом, никогда не дадут того чувства защиты от вампиров, оборотней, бешенного Куджо, Буки, призрака отца Гамлета, инфляции и прочих ужасов внешнего мира.
«Умрет! Умрет, умрет, умрет!»
Это было где-то внутри. Тик-так… тик-так! Тик-так!
Ум-рет! Ум-рет…
«Это полный…»
Женя все свалил на синдром отмены. Уже две недели он строго соблюдает трезвый образ жизни. Никаких таблеток! Никакой травы… травы… шмали… драпа… деда…
Никакого деда… нет деда…
«Это все отмена! Да, я отвык трезво видеть жизнь! Ну и черт с ним, что мне сейчас жутко. Подумаешь…» - думал Женя. «Умрет! Умрет, умрет, умрет!» - слышал Женя.
«Это же шизофрения! ME GUSTO!»
Лицо искривилось в сочетании улыбки и попыток изобразить лицо с картинок.
Женя задремал.
Это был скорее даже не сон, а нечто среднее между неглубоким бэд трипом и паническим бездействием. В его сознании эти два состояния сплетались. Взаимопроникали. Его воображение рисовало ужасные картины. Фантасмагоричные. И ужасные. Ужасно фантасмагоричные. Фантасмагорично ужасные.
Машина остановилась.
- Пацан, вставай! Сейчас надо бы венки погрузить…
Голос отца отрезвил Женю. Он встал и начал забрасывать в багажник однообразные венки с надписями шаблона «дорогому … от …» В какой-то момент он осмотрелся. Сельская ритуалка: грязный двор, ржавый автобус, сарай какой-то, хата, выкрашенная в дурацкий цвет, - это офис. Вокруг слоняются двое или трое мужиков бомжеватого вида – то ли носят дрова, то ли просто убивают время. Псина на короткой цепочке аж надрывается. Все это необычно живо, странно, но и слишком буднично. Абсолютно не подходит к жуткому серому небу.
До дома доехали спокойно.
Внутри пахло тяжестью.
Баба Вера во дворе разделывала гуся. Куры дрались с котами за миску крови.
«Твою ж мать! Сколько вокруг смерти!»
Дед в гробу выглядел жалко. Восковая кожа. Запавшие щеки.
Женя поспешил скрыться в другую часть дома. Тут было свежее. И светлее. И маленький пушистый котенок. С ним Женя играл почти да самой ночи.
После скудного ужина на скорую руку пришли старухи.
Они то плакали, то перешептывались.
- Мам, мы едем?
- Останешься! Думаю, твоя помощь пригодится…
Этими словами мать повергла его в глубокий ужас.
Машина уехала. Женя остался.
Он пошел сделать себе чай и застыл.
- Витька Погранец Старуху, говорит, видел!
- Какую?
- Рыжую. Ту, что плачет!
Женя прислушался к разговору двух бабок. Рыжая старуха, которая плачет. Женя вспомнил старую книжку про всякую нечисть. Детская книжка-страшилка, полная страшных рисунков и пересказов баек про привидений, чертей, стригоев и прочих упырей.
Банши.
…в Ирландии, мать твою!
Хотя, а рассказ о старухе-плакальщице с рыжими волосами из той самой книги? Курская область не далеко. Даже совсем рядом.
Слишком уж рядом.
- Говорит, рыдала и смеялась. И холодом от нее веет.
- Давно ее не было!
- И еще бы сто раз по столько не появлялась бы! Не к добру это! Тогда она мор привела на семью Бондаренков – пока все не вымерли, по селу бродила.
- А им так и не явилась ни разу!
Женя сглотнул. Меньше всего ему хотелось, чтоб это повторилось
Повторилось с его участием!
Историю про семью Бондаренко он слышал. Но объяснял ее вполне обыденно – алкоголь. Но больше всего ему хотелось испытать этот ужас – встретить Старуху. Он готов обосраться от страха. Потерять сознание. Пусть у него появится седина.
НО ОН БУДЕТ ЖИТЬ!
- Не переживай! Он старый был…
Голос за спиной дрожал, но был довольно дружелюбным. Витька Погранец. Тот самый.
- …и хороший! Никому ничего плохого не делал… И в Старуху не верь! Это сука эта трухлявая сэм на мухоморах настаивает!
Витька рассказал, что Олег Петрович долго болел, что, впрочем, и так Женя знал, и не удивительно, что он все-таки преставился.
Витька попрощался и ушел.
Женя долго не мог заснуть. Ему мерещились какие-то свечения в другом конце села.
«Да, этот домина на отшибе, хоть и не замок Дракулы, но тоже располагает!»
До него доносились голоса старух.
Женя еле заснул. Странный сон.
Утром, точнее уже на похоронах, Женя узнал, что Витька вчера повесился.
День прошел в стандартной суете. Ничего необычного не случилось. Соседка все время вела себя мало адекватно, суетилась и делала выговоры по поводу подготовки. А еще на всех дула. Мать то плакала, то оживленно беседовала со стариками по поводу политики. Женя наблюдал за котами и старался вникнуть в традиции.
Дед в гробу изменялся с каждой минутой: кожа становилась все более желтой, появились пятна и отросла щетина. Приехал старый грузовичок – УАЗ, вроде. Старый ковер простелили в кузове и вынесли гроб.
В уголках глаз покойника выступили красные капельки. Казалось, он плачет вместе с пришедшими.
Четверо местных алкоголиков в грязных бушлатах взвалили гроб на плечи и поставили на коврик в кузове. Соседка продолжала на всех дуть. Люди стали полукругом в натянутом молчании. Кто-то читал молитву. Кто-то всхлипывал. Соседка дула. Коты уселись на заборе и не отводили глаза от гроба.
Машина поехала.
Люди двинулись за ним.
Из выхлопной трубы вылетали синие облака, пахло соляркой и разложением.
Все шли очень медленно и спокойно.
Под холодным свинцовым небом.
Кладбище по всем канонам жанра «хоррор» расположилось на холме за селом среди жутковатых осыпавшихся деревьев. Горка глинистой почвы и двухметровая яма были под старым дубом, рядом с могилой жены.
Гроб поставили рядом. Принялись развязывать веревки, которые странная соседка пыталась все время умыкнуть.
Изо рта мертвеца потекла красная струйка.
Попрощались. Забили. Опустили. Засыпали.
Отправились домой поминать в гробовой тишине.
Под зловещим свинцовым небом.
Поминки проходили как обычно. Ничего интересного даже для этнографа не случилось. Казалось, пора собираться и уходить.
Пришел участковый.
- Витька повесился ночью!
Женю передёрнуло. Он был последним, кто видел его живым?
- Смерть наступила около 22.00…
Женя обомлел.
«КАК??? Я же примерно в это время говорил с ним! Быть такого не может!»